Застой и косность, бесконечный ряд альковных интриг, злобные «интриги крепостников», патологическая «неспособность правительства». Редко когда мелькнет «светлая личность» реформатора и быстро исчезнет, поглощенная трясиной «темноты и невежества», «всеобщей апатии». Рисование подобных образов российской истории остается популярной забавой и поныне.
Что бы ни говорилось о «наследии тоталитаризма» или, наоборот, «идеологической агрессии Запада», думается, что эта забава востребована в первую очередь известной способностью мелких душ видеть во всем одно лишь гадкое и низменное. «Для камердинера нет героя». Однако общество, в прошлом которого только «чернуха и порнуха», может жить лишь надеждой на «светлое будущее». В результате на уровне подсознания формируется готовность следовать любому набору рецептов преобразования действительности, лишь бы этот набор был заявлен как самый радикальный из всех возможных. Такой радикализм создает благоприятную почву для использования маргинальных технологий реформ. Не случайно в России эти технологии получили хождение в 90-е годы прошлого столетия под маркой последних достижений мировой финансовой науки. «Сон разума рождает чудовищ».
Более взвешенный подход к преобразованию действительности может сформироваться только на основе объективного взгляда на прошлое, изучения совокупности обстоятельств, в которых совершались исторические действия.
В этой совокупности особое место занимают финансовые отношения, область, где всегда концентрируются жизненно важные интересы как отдельных лиц, так и социальных групп. Здесь не только формируются предпосылки многих судьбоносных для общества решений, но и отчетливо проявляются реальные результаты этих решений.
Кризисам XX столетия предшествовал период формирования и расцвета Государства Российского. Его хронологические рамки открывает XVI столетие — время, когда русские земли вновь объединились в централизованное государство. Тогда же стали складываться основы социального порядка, который впоследствии обеспечил России место среди «великих держав». Ключевая роль в создании и укреплении этого порядка принадлежала мероприятиям правительства в финансовой области. В средневековой России, как отмечал историк А. С. Лаппо-Данилевский, «войско и финансы были центрами, вокруг которых вращались все второстепенные вопросы государственной жизни».
(1) Тесная связь этих двух условий самостоятельного государственного бытия, как правило, хорошо осознавалась государственными деятелями России и была лапидарно сформулирована Петром Великим в наказе Сенату: «Денег как можно сбирать, понеже деньги суть артериум войны».
(2)
Круг государственных задач далеко не исчерпывался военными. Проблемы политические, дипломатические, хозяйственные, культурные без денег не могли быть решены. Усложнение государственных задач вынуждало правительство к постоянным поискам путей и способов приумножения ресурсов казны. Нововведения в финансовой области проводились, как правило, в тесной связи с преобразованиями аппарата управления. Административно-финансовые реформы оставались важнейшим направлением государственного строительства, независимо от политических пристрастий самодержцев. Здравый смысл и практическая опытность при проведении реформ зачастую не без успеха заменяли отсутствовавшую финансовую науку. Немало новаций удачно соответствовало условиям места, времени и обеспечивало решение насущных государственных задач. Не менее поучительны попытки материализации бюрократических утопий. Оценки результатов многих преобразований и по сей день остаются предметом острых дискуссий.
Отличительная черта всех без исключения финансовых реформ в период формирования и расцвета Государства Российского — организующая роль царской власти.
Сегодня монархия вновь популярна. Причина тому, скрытая в образе «сильной власти», независимой от мнений толпы и своекорыстных интересов, возможность объединения здоровых сил общества во имя достижения общенациональных целей. «Сильная власть», каким бы ни было ее происхождение, оправдывает себя только сильной политикой во имя сильных идей. На пустом месте такие идеи не рождаются.
Понимание важности опыта устроения отечественных финансов не принадлежит к числу открытий новейшего времени. «Весьма достохвальное было бы предприятие, если бы кто начертал исторически управление Государственными Российскими Финансами, с отношением их действия на разные отрасли Государственного Хозяйства, и в каком состоянии находилась деятельность народной промышленности в последние столетия» — писал статский советник Ф. Г. Вирст в 1806 году.
(3)
Отсутствие такого «начертания» отчасти и призваны восполнить предлагаемые очерки.
Современная экономическая наука давно дала оценку маргинальным технологиям российских реформ 90-х годов прошлого века и продукту этих технологий — «клановому капитализму».
(1) Одним из ключевых элементов маргинальных технологий реформ была «ваучерная» приватизация. Власть, которая в начале 90-х годов воздвигнулась на развалинах некогда единой страны, имела сомнительную легитимность и минимальную социальную базу. Ей был крайне необходим любой механизм перераспределения имущества в пользу сил и группировок, способных оказать политическую и экономическую поддержку. Принципиальные основы жизнеспособности и эффективности рыночной системы хозяйства мало интересовали персонажей, вдруг составивших новую правящую элиту. Скорее всего, именно поэтому из всех возможных вариантов приватизации был выбран самый шоковый и дезорганизующий общество. В результате большинство тех, кто в конце 80-х годов увидел возможности для созидательной деятельности без оглядки на тупоумных начетчиков и малокомпетентных начальников и обладал предпринимательскими качествами, необходимыми для такой деятельности, было быстро оттеснено от принятия экономических решений практически на всех уровнях. Политика в России, не первый раз в XX веке, взяла верх над экономикой. Однако социальный порядок, который сложился в результате «шокотерапевтической» приватизации, оказался неустойчивым, как и предполагал в 1992 году автор этих строк.
(2) В настоящее время, констатирует исследователь проблемы, «в российском обществе сложилось почти консенсусное неприятие приватизации и выросшей на ее основе крупной частной собственности».
(3) Этот результат подтверждает несостоятельность попыток при проведении реформ игнорировать и здравый смысл, и положения экономической и финансовой науки.
Опыт показал, что рыночные механизмы поддерживают экономический рост только при наличии развитых институциональных и социально-культурных предпосылок. К сожалению, развитие рыночных форм хозяйствования в России происходило во многом в диаметрально противоположном направлении. Приватизация, проведенная на основе «ваучеризации», была не только первым в современной российской истории опытом рейдерского по сути захвата собственности, но и опытом масштабной деструкции этических и правовых норм хозяйственного поведения, примером присвоения исключительных прав кормления за счет населения. Этот опыт и этот пример оказались заразительными. За два десятилетия кто только не пытался ими руководствоваться, включая криминальных авторитетов и «суверенных околоточных надзирателей».
Воровство и мошенничество порождает только вора и мошенника. Никакими диалектическими или математическими упражнениями эту истину, подтвержденную множеством фактов, опровергнуть невозможно. Эта истина опирается на положения логики, известные еще в античную эпоху: нет ничего в выводе, чего не было бы в посылках.
Любое дееспособное лицо способно пользоваться, владеть и распоряжаться разного рода имуществом. Но только санкция общества дает возможность кому бы то ни было стать собственником имущества. Если санкция общества отсутствует, лицо, которое пользуется, владеет и распоряжается имуществом, является вором и мошенником. В третьем случае оно, по-русски говоря, ни Богу свечка, ни черту кочерга. Силою вещей и собственных амбиций значительная часть российского правящего класса последние два десятка лет пребывает во второй и третьей позиции.
Продиктованный политическими мотивами, вариант приватизации стал законченным выражением «экономики взаимных услуг», которая расцвела на завершающем этапе существования «развитого социализма». В результате «экономика взаимных услуг» стала во многом определять цели экономической, политической, административной деятельности. Материальное выражение этих целей — рента, которая взимается как в государственном аппарате, так и в корпоративном и в частнопредпринимательском секторах. Необходимое условие реализации данной разновидности ренты — возможность неконкурентного доступа к различным видам ресурсов, эксклюзивная возможность вести бизнес — «входной билет» на бизнес-поле. Такая возможность — значительно более мощный стимул интеграции в «экономику взаимных услуг», нежели банальная взятка. Расползание «экономики взаимных услуг» осуществляется зачастую путем организации заинтересованными лицами «провалов рынка» даже там, где объективные условия благоприятствуют развитию конкурентных начал экономической деятельности.
Неустойчивость оснований общественного устройства вынуждает искать защитные механизмы: одних — чтобы защитить присвоенное, других — чтобы защититься от ограбления и унижения. Таким универсальным механизмом защиты стали клановые отношения. Результатом развития «экономики взаимных услуг» оказался «клановый капитализм». Его спутник — расцвет коррупции. «Клановый капитализм» порождает коррупцию с такой же неизбежностью, с какой номенклатурный социализм порождал бюрократический произвол.
Упрочение в первом десятилетии XXI века «вертикали власти» не смогло решить фундаментальные проблемы, связанные с неопределенностью прав собственности, доминированием неформальных личных взаимозависимостей. Когда коррупция — системное явление, борьба с ней — лишь выбраковка слабых или не сумевших выказать лояльность особей в стаде. Ведь сами критерии коррупционности являются таким же предметом административного усмотрения, как распределение ресурсов. В рамках «кланового капитализма» приватизация, деприватизация, борьба с коррупцией — в первую очередь инструменты перераспределения сфер влияния кланов и переделов собственности.
(4) Залог успеха и выживания клана, который получает возможности редистрибуции, — уничтожение результата попыток клана-предшественника превратить имевшиеся у него возможности редистрибуции в имущественные права. Поэтому смена кланов на всех уровнях «властной вертикали» приобретает вид «дурной бесконечности». В таких условиях попытки декларировать прочность имущественных прав подчас напоминают опыты акад. Лысенко по «яровизации».
Следствием неустойчивости существующей системы экономических и социальных отношений является феномен сосредоточенных на офшорных счетах «теневых бюджетов» корпораций, формальных и неформальных сообществ, частных лиц.
(5) Офшорные схемы вывода капитала стали составной частью механизма превращения активов компаний — резидентов в обязательства перед нерезидентами. Офшорные схемы придуманы не в России, но максимально соответствуют особенностям «кланового капитализма», так как позволяют минимизировать ответственность, налогообложение, транспарентность источников доходов, защитить бизнес и от рейдерских захватов, и от правомерного внешнего контроля. Проблема оффшорных бюджетов и схем — характерный результат формирования отношений, при которых коррупция и теневой бизнес становятся необходимыми условиями экономической деятельности, а нормальная экономическая деятельность становится основанием для теневого бизнеса и коррупции.
«Межеумочное» экономическое положение российского правящего класса способствует вымыванию из него ответственных бизнес-лидеров. Через два десятилетия после начала «шокотерапевтической» приватизации российская экономика по-прежнему мало восприимчива к инновациям. Долгосрочные инвестиции (объем которых в большинстве отраслей заметно ниже потребностей полноценного обновления основных фондов) продолжают по большей части оставаться прерогативой либо иностранных транснациональных корпораций, либо государственных и квазигосударственных компаний.
В клановой системе отношений лояльность более значима и конкурентоспособна, нежели профессионализм. Следовательно, по общему правилу, происходит вытеснение компетентных специалистов работниками более низкой реальной квалификации, но лучше адаптированными к требованиям клановых сообществ. Это обстоятельство, не менее чем хроническое недофинансирование сферы образования, влияет на качество человеческого капитала.
Неустойчивость оснований общественного устройства, монополизация рынков, коррупция дестабилизируют как экономику, так и финансы. Инфляция — зримое проявление финансовой нестабильности. Несмотря на благоприятную конъюнктуру мировых рынков энергоносителей, которая обеспечила экономический рост, положительное сальдо торгового баланса, отсутствие дефицита бюджета на протяжении ряда лет, высокая инфляция продолжает оставаться спутницей «кланового капитализма». В 2011 году, словно задавшись целью подтвердить справедливость сформулированного в первом издании данной книги тезиса, что копейка остается барометром состояния денежной системы России (см. Очерк первый), копейки и пятаки из обращения в Москве полностью исчезли. Теперь гривенники выполняют в денежном обращении функции копеек, а рубли — функции гривенников. Этот факт характеризует динамику инфляционных процессов в последнее десятилетие более убедительно, нежели реляции о победе над инфляцией.
Все это свидетельствует, что «клановый капитализм» существенно ограничивает возможности социально-экономического развития нашей страны. Более того, «клановый капитализм» представляет для нее цивилизационную угрозу (см. Заметки на полях рукописи).
Таким образом, социально-экономические и финансовые реформы в России не сняты с повестки дня. История нашей страны, так же как история других обществ и цивилизаций, была и продолжает оставаться историей не только социальных конфликтов, но и соединенных действий различных классов в интересах решения национально-государственных задач. Когда власть теряет способность инициировать и возглавлять такие действия, общество либо реорганизует правящий класс, либо объединяется против него, либо погибает вместе с ним от разложения, гражданских войн, действий геополитических конкурентов. Опыт реформ, проведенных в прошлом, свидетельствует, что социальные издержки своевременного «переформатирования» правящего класса, с которым связана любая серьезная реформа, значительно ниже, чем ущерб, наносимый революциями.
Этот опыт по-прежнему востребован: какие бы радикальные перемены социально-экономического строя и политической системы ни происходили, развитие экономики и финансов России на протяжении столетий представляет собой единый процесс.
Указанные обстоятельства определили необходимость второго издания предлагаемой читателю книги. Новая редакция текста в нем дополнена новыми главами. Это позволило рассмотреть важнейшие финансовые реформы, проведенные за весь период существования самодержавной власти русских царей и российских императоров. Жесткие требования к объему издания вынудили автора сократить до минимума справочный аппарат.
